Из года в год, снимая фильмы, я должен был уступать цензуре: вырезал сцены, а в первую очередь диалоги, потому что, с точки зрения цензоров, идеология содержится прежде всего в словах. Но, к счастью, фильм – это изображение, а точнее сказать, он есть нечто, возникающее на скрещении видимого и звучащего, именно там заключена его душа. Можно без особого труда выре-зать из фильма «Пепел и алмаз» то или иное слово, но невоз-можно отцензурировать игру Збышека Цибульского; а ведь именно в манере его поведения и заключено это «нечто», своеобразный политический вызов: паренек в темных очках свободно ощущал себя по отношению к навязываемой ему действительности.
Первая кинотрилогия Вайды – «Поколение», «Канал», «Пепел и алмаз», где вместе с ним дебютировал цвет молодой польской кинематографии, – осуществила крупный расчет с историей. Это была национальная терапия. Крик поколения, обращенный против смерти. Фильмы, где герои так ужасно погибали (Вайда был нашим самым выдающимся режиссером смерти), в то же время становились предостережением перед пренебрежением к жизням молодых, перед мартирологией, перед траурным патриотизмом.
Фильмы, приходившие с фестивалей, были глотком свежего возду-ха. Инакомыслия там не было. Политическое инакомыслие пришло не с Запада, а из нашего же социалистического лагеря. Прежде всего из Польши, из Венгрии, из Чехословакии. Анджей Вайда, Миклош Янчо, Милош Форман. Первой антисоветской картиной высочайшего мирового класса был «Пепел и алмаз». Абсолютный шок. Я первый раз увидел, как герой фильма идет ногами по портрету Сталина. У меня просто мурашки по телу пошли от этого зрелища. Мне, гомо советикусу, какими мы все в то время были, уже казалось, что сейчас ворвутся люди в штатском и всех нас арестуют. Мы смотрели фильм во вгиковском монтажном зале, рассчитанном мест на двадцать. Но набилось человек восемьде-сят, сидели друг на друге. Студент-поляк достал в посольстве копию и привез во ВГИК. Мы смотрели, затаив дыхание. Я был тогда на первом курсе, для меня это было революцией. Уже потом я посмотрел «Канал» и многое другое. А позднее пришли замеча-тельные ленты предпражской весны из Чехословакии, социальная сатира Формана и многое другое. Эти открытия не могли не вли-ять на развитие советского кино. Как я завидовал полякам! Они все жаловались, что у них нет свободы. А в это время в Польше были частные бары и кафе. О таком у нас тогда и помыслить было нельзя. Снять «Пепел и алмаз» и не сесть в тюрьму, да еще и свободно разъезжать по заграницам! Что еще надо?! Но почему-то всегда получается так, что люди, имеющие что-то, больше испы-тывают душевный дискомфорт, чем люди, не имеющие ничего.